Легенда о манкурте гимн материнской любви эссе. Манкурт - это кто? "Легенда о манкурте"

Термин "манкурт" ввел в оборот Чингиз Айтматов в своем знаменитом романе "И дольше века длится день". В данном художественном произведении манкурт - это человек, оказавшийся в плену, при помощи зверской пытки превращенный в рабское бездушное существо, забывшее все о своей прошлой жизни и выполняющее любые распоряжения своего хозяина. Слово стало широко употребляться в переносном смысле, сделалось Презрительная кличка "манкурт" достается тем, кто забывает и пренебрежительно относится к культуре своего народа.

Этимология слова

Существует несколько версий происхождения слова. Предположительно Чингиз Айтматов, изобретая термин "манкурт", взял за основу древнетюркское прилагательное mungul, обозначающее "глупый, неразумный, лишенный рассудка". В киргизском современном языке для обозначения изувеченного человека употребляется слово munju. Принимая во внимание взаимовлияние и киргизского, можно предположить, что существительное "манкурт" происходит от "мангуу" - формы слова, имеющей значения: "тупой, глупый, слабоумный" и "идиот". Возможно, что лексема "манкурт" образована путем слияния древнетюркских корней gurut - "высушенный" и man - "опоясываться, надевать пояс".

Племя жуаньжуаней

В четвертом или пятом веке нашей эры была охвачена процессом переселения. В период смуты в степях Туркестана, Западной Маньчжурии и Монголии возник союз кочевых племен, в который входили беглые рабы, обнищавшие крестьяне, дезертиры. Объединенные общей незавидной участью, люди были вынуждены влачить жалкое нищенское существование, поэтому сбивались в банды, промышляющие грабежом. Постепенно сборище бандитов превратилось в народ, вошедший в историю под именем жуаньжуаней. Это племя отличалось примитивными законами, отсутствием письменности и культуры, постоянной боевой готовностью и лютой беспощадностью. Жуаньжуани контролировали земли на север от Китая и стали настоящим проклятьем для кочевой Азии и соседних государств. Манкурт - это человек, порабощенный этим страшным народом.

Описание пытки

Неслучайно в описанной Айтматовым легенде повествуется именно о жуаньжуанях. Только этот безродный, беспощадный, варварский народ был способен выдумать столь изощренную, нечеловеческую пытку. Особенно жестоко это племя обращалось с пленными. Для того чтобы превратить человека в идеального раба, не помышляющего о восстании и бегстве, ему отнимали память путем надевания на него шири. Для процедуры выбирались молодые и сильные воины. Сначала несчастным начисто обривали головы, буквально выскабливали каждую волосинку. Затем забивали верблюда и отделяли наиболее плотную, выйную часть шкуры. Поделив на части, ее нахлобучивали на головы пленных. Шкура, словно пластырь, прилипала к свежевыбритому черепу людей. Это и означало надеть шири. Затем будущим рабам надевали на шею колодки, чтобы они не могли коснуться головой земли, связывали руки и ноги, вывозили в голую степь и оставляли там на несколько дней. Под палящим солнцем, без воды и пищи, с постепенно высыхающей шкурой, стальным обручем сжимающей голову, пленники чаще всего погибали от невыносимых мучений. Уже через сутки жесткие прямые волосы невольников начинали прорастать, иногда они проникали в сыромятную шкуру, но чаще загибались и вонзались в кожу головы, причиняя жгучую боль. В этот момент пленники окончательно теряли рассудок. Только на пятые сутки за несчастными приходили жуаньжуани. Если хотя бы один из пленников оставался в живых, это считалось удачей. Порабощенного освобождали от пут, давали напиться, постепенно восстанавливали силы и физическое здоровье.

Ценность раба-манкурта

Люди, не помнящие своего прошлого, ценились очень дорого. Они обладали целым рядом преимуществ с хозяйственной точки зрения. Манкурт - это существо, не обремененное сознанием собственного "я", привязанное к хозяину, как собака. Его единственная потребность - пища. Он равнодушен к другим людям и никогда не помышляет о бегстве. Только манкурты, не помнящие родства, могли выдержать бесконечное безлюдье сарозеков, не тяготились одичанием, не нуждались в отдыхе и помощи. И могли долго, неуклонно, монотонно выполнять самый грязный, нудный, тягостный труд. Обычно их приставляли к верблюжьему стаду, которое они зорко охраняли днем и ночью, зимой и летом, не жалуясь на лишения. Повеление хозяина было для них превыше всего. Манкурт был равноценен десяти здоровым невольникам. Известно, что за случайное убийство такого раба в междоусобных войнах, чтобы возместить ущерб, виновная сторона выплачивала выкуп в три раза больший, чем за уничтожение свободного соплеменника.

Легенда о манкурте

В романе "И дольше века длится день" одна глава посвящена древней легенде. О несчастной судьбе женщины по имени Найман-Ана рассказывает в своем предании Айтматов. Манкурт, о котором случайно услышала героиня повествования, оказался ее без вести пропавшим в бою сыном. Обычно, даже если родственники изувеченного пленника и узнавали о его страшной участи, то никогда не стремились спасти его. Человек, не помнящий родства, сохранял только внешнюю оболочку. Иначе рассудила Найман-Ана. Она решила во что бы то ни стало вернуть сына домой. Разыскав его среди бескрайних сарозеков, женщина попыталась вернуть юноше память. Однако ни тепло материнских рук, ни ее настойчивые речи, ни знакомые с детства колыбельные, ни приготовленная под родным кровом пища не помогли пленнику вспомнить свое прошлое. А когда коварные жуаньжуани внушили манкурту, что Найман-Ана хочет обмануть его, снять с него шапку и отпарить измученную голову, раб недрогнувшей рукой пустил стрелу в сердце матери. С волос умирающей женщины упал белый платок, превратился в птицу Доненбай, которая продолжала кричать, напоминая манкурту о его отце и забытом родном крае.

Фольклорный источник

Автор предания, как уже говорилось, - известный писатель Чингиз Айтматов. Легенда о манкурте, в свою очередь, происходит из реального фольклорного источника. Писатель в одном из интервью рассказывает, что в эпосе "Манас", одном из величайших сказаний киргизского народа, есть упоминание об угрозе одного из воинов другому в случае победы нахлобучить ему на голову шири, чтобы отнять память. Других сведений об этом жесточайшем насилии над рассудком человека автор ни в фольклоре, ни в литературе не нашел. Исследователь К. Асаналиев, изучая эпос "Манас", нашел в нем строки, в которых враги пытаются надеть на юного Манаса шири.

Историческая достоверность

Шири - это крупного скота, из которой кочевые народы в древности изготавливали посуду. У киргизов также существовал погребальный обычай, связанный с использованием шири. Если из-за неблагоприятных обстоятельств приходилось отложить похороны умершего в другой местности, его тело с соблюдением всех положенных обрядов заворачивали в шири и вешали на высокое дерево. Весной покойника отвозили на родовое кладбище и хоронили там. Известно упоминание лексемы "шири" в значении "колпак из сыромятной кожи, надеваемый на голову наказуемого". Такой вид пытки широко применялся у кочевых народов. Высыхающая шкура животного сжималась, причиняя человеку невыносимую боль. Манкурт - это человек, потерявший память под воздействием такой пытки, по версии Айтматова. Если предположить, что термин "шири" монгольского происхождения, то его значение - "шкура, кожа, сыромять". В киргизском языке наряду с лексемой "шири" используются производные: "ширеш" - "срастаться, слипаться" и "шириле" - "надевать на голову шири".

Значение легенды

Предание о манкурте тесно связано с основной темой повествования романа "И дольше века длится день". В нем описываются современные манкурты. Чингиз Айтматов стремился донести до своих читателей идею о том, что человек, лишенный исторической памяти, становится марионеткой, рабом навязанных ему понятий и представлений. Он не помнит наставлений отца и матери, забывает свое настоящее имя, утрачивает связь с национальной культурой своего племени и теряет свою самобытность. Особое значение в легенде придается тому, что несчастный манкурт, утративший информацию о своей человеческой сущности, сохранил память о том, как стрелять из лука, а значит - убивать. И когда поработители настроили юношу против матери, он уничтожил ее собственными руками. - основа человеческой души, прививка от безнравственности и аморализма. Найман-Ана - символ этой памяти, без устали напоминающий людям об уроках прошлого.

Употребление слова

По данным журнала "Наука и жизнь" манкурт - это пример лексемы, введенной в русский язык недавно. В настоящее время значение этого слова сузилось до понятия о человеке, не помнящем родства, забывшем о своих предках. Информация о том, что эта утрата произошла в результате внешнего воздействия на психику и превращает испытуемого в раба своего хозяина, в значении существительного "манкурт" постепенно утрачивается.

Большую популярность термин приобрел в Азербайджане, Киргизии, Молдове, Татарстане, Башкортостане. В этих странах слово "манкурт" имеет отрицательное значение, им называют людей, забывающих национальный язык и культуру.

У других авторов

Публицист Вертипорох Лилия называет манкуртом человека, "у которого империя удалила сердце и мозги, оставив только желудок". Константин Крылов описывает употребление термина "манкурт" в восьмидесятые годы прошлого века как несправедливую и презрительную характеристику человека, не очень интересующегося "позавчерашними новостями" о и прочих событиях российской истории, а больше думающего о настоящем и будущем своей страны. Публицист и журналист Соловьев Владимир называет манкуртами граждан, пренебрежительно отзывающихся о своей Родине. Он считает людей, для которых уважение к памяти предков - пустые слова, генетической мутацией.

Сочинение. «И дольше века длится день» Айтматов - Рецензия (cочинение)»

Мы есть то, что мы помним и ждем.
Ч. Айтматов

На пороге третьего тысячелетия человечество вновь и вновь ищет ответы на вечные вопросы о смысле жизни, об обществе и человеке, их ответственности за сегодняшний день. Именно за сегодняшний, так как завтрашнего может и не быть. Существование и разрушающее действие ядерного оружия, освоение космоса в военных целях, оставляющая желать лучшего экология - все напоминает и предупреждает о возможной катастрофе всей цивилизации. Никто никого не победит, никто не уцелеет в одиночку. Спасаться и спасать надо всем вместе. Общество - это люди, а люди бывают разными. На что способно общество, если в нем вместо культа религии утвердится культ насилия, наживы любой ценой? Бесстрастные, безразличные, родства не помнящие манкурты - неужели такие люди смогут обеспечить прогресс и нужны обществу? Что удержит людей и заставит стыдиться безнравственных поступков? Совестно, стыдно - ведь за это не платят, не карают. Мой удобный мир, мои интересы и интересы общества - как гармонично объединить их? Эти вопросы беспощадно ставит жизнь, и все люди сдают этот экзамен, как делают это и герои романа Чингиза Айтматова "И дольше века длится день".
Чингиз Торекулович Айтматов вошел в историю русской литературы "Повестями гор и степей", которые дышали молодостью, свежестью, любовью к родному краю, к людям, живущим в горах Тянь-Шаня, окружающих великое озеро Иссык-Куль. Минуя несколько таких же светлых и радостных повестей, Айтматов начал задумываться о глубоких проблемах всего человечества, и в творчестве зазвучали тревожные ноты. Впервые же ощущение болевого шока читатель испытал от повести "После дождя" ("Белый пароход"). И на протяжении последующих лет писатель формулирует все новые и новые социальные, психологические, общечеловеческие проблемы, волнующие современность. И вот тут появляется первый роман Айтматова, впитавший в себя многолетний труд, переживания и размышления писателя. Это и был "Буранный полустанок", который более известен под названием "И дольше века длится день".
Несмотря на столь огромную философскую роль, роман увлекает не сразу. Философский эпиграф из "Книги скорби" X века, непривычное начало: "Требовалось большое терпение в поисках добычи по иссохшим буеракам и облысевшим логам", пожилой казах везет хоронить своего друга на родовое кладбище - совершенно иная, чуждая моим интересам жизнь открывается на первых страницах романа. Но полная скрытой силы, точная проза Айтматова захватывает, и постепенно начинаешь открывать глубинный смысл происходящего, тайную взаимосвязь событий, постигать в слове внутреннюю работу души писателя, о чем он и говорит в эпиграфе.
Сюжет романа прост: мышкующая голодная лисица выходит к линии железной дороги, пожилая женщина спешит сообщить, что "умер одинокий старик Казангап", путевой обходчик Едигей решает похоронить друга на древнем родовом
кладбище. И печальная процессия, возглавляемая Едигеем на Каранаре, мерно движется в глубь степей к кладбищу Ана-Бейит. Но там уже их ждет ошеломляющая новость: святая святых казахов "подлежит ликвидации", на месте кладбища будет находиться стартовая площадка для запуска ракет по программе "Обруч". Чья-то неумолимая воля в лице лейтенанта Тансыкбаева отлучает людей от их святыни. "Униженный и расстроенный" Едигей, преодолев сопротивление сына Ка-зангапа Сабиджана, хоронит друга неподалеку, на обрыве Малакумдычап. И в конце этой истории, как и в ее начале, появляется символ Природы: коршун, паря высоко, наблюдает старинное дело захоронения и предстартовую суету на космодроме.
А параллельно идет рассказ о совершенно ином мире, центр которого находится южнее Алеутских островов в Тихом океане, в квадрате, примерно равноудаленном от Владивостока и Сан-Франциско. Это авианосец "Конвенция" - научно-стратегический штаб Обценупра по совместной программе "Демиург". Здесь американский и советский паритет - космонавты, связавшись с внеземной цивилизацией, покинули станцию "Паритет" "временно, чтобы по возвращении доложить человечеству о результатах посещения планеты Лесная Грудь". Объясняя причины своего "беспрецедентного предприятия", они пишут: "Нас ведет туда жажда знаний и вековечная мечта человека открыть себе подобные существа в иных мирах, с тем чтобы разум объединился с разумом".
При сопоставлении таких линий сюжета получается, что автор, постигая совершенный мир, всматривается в него из космической бездны: смогут ли люди изменить свои представления о мироустройстве, чтобы войти в новое обитаемое пространство? С другой стороны, современность последуется из глубины изначальной Природы, с позиций патриархального миропонимания: сохранят ли люди традиции и духовные ценности предков, сохранят ли землю во всей ее уникальности? Введение космической, даже научно-фантастической сюжетной линии усложнило композицию романа. В нем существует как бы несколько пространств: Буранного полустанка, Сары-Озеков, страны, планеты и дальнего космоса. Так же сопрягаются в романе и разные пласты времени: прошлое, настоящее и будущее. А в центре их пересечения - человек, причастный и к лисице, и к ракете, призванный все понимать, соединять, гармонизировать. Это и есть главный герой романа Едигей Жангельдин, Буранный Едигей, проживший безвыездно сорок лет на полустанке, фронтовик, настоящий трудяга, труженик. Как писал сам Айтматов, "он один из тех, на которых, как говорится, земля держится... Он сын своего времени". И рядом с ним в центре романа верблюд - сырттан (сверхсущество), ведущий свой род от белоголовой верблюдицы Акмал, как воплощение самой Природы, ее равенства с человеком. Между ними, человеком и верблюдом, лежит пласт мифов: предание о кладбище Ана-Бейит, легенда о трагедии манкурта, о том, как Найман-Ана пыталась воскресить любовью память у сына-манкурта и как летает теперь над степью птица Донен-бай с воззванием к людям: "Вспомни имя твое! Твой отец Доненбай!.." Сюда же примыкает написанное ритмической прозой предание о любви старого певца Раймалы-ага. "степного Гете", к юной акынше Бегимай. Легендарные события прошлого живут в воспоминаниях Едигея, переплетаясь с днем настоящим: легенда о манкурте с судьбой Сабиджана, предание о золотом мекре с жизнью детей Абуталипа, а легенда о любви Раймалыага с переживаниями самого Едигея. Эти мифы привносят в композицию романа новые непередаваемые ощущения, делают его похожим на сказку, от которой просто невозможно оторваться, хочется с головой погрузиться в этот прекрасный мир неповторимой прозы.
День сегодняшний в романе вобрал в себя глубинную тяжесть ламяти, поскольку "разум человека - это сгусток вечности, вобравший в себя тысячелетия истории и эволюции, наше прошлое, настоящее и конструкцию грядущего... Мы есть то, что мы помним и ждем". Поэтому по-особенному звучит название романа - строка из стихотворения Б. Пастернака "Единственные дни". Это стихотворение - антипод романа по легкой грусти, задушевности чувства, чуть рассеянного взгляда на прошлое, растворенное в будущем. Роман же трагический, обнажающий все конфликты современности, требующий от каждого немедленных однозначных решений. В таком названии заключена не только важная для писателя идея, мысль, но и поэтический, музыкальный образ, лирический мотив, который "просвечивает" сквозь ткань всего романа. И дольше века длится день похорон Казангапа, день напряженных размышлений Едигея о сложных вопросах времени, истории. И вот художественное чудо: в его воспоминаниях и размышлениях открывается нам идеальное поведение и житие человека. Мы читаем не о былом и не о том, как живут, а о том, как жить. Жить в гармонии с природой и с самим собой, личностно и счастливо, на чистых началах. Основой жизни героев романа на Буранном полустанке стали Память и Совесть. Эти люди не рвут от жизни куски и не ищут, где лучше. В суровойприроде Сары-Озеков они уловили живую душу самой Природы и умеют радоваться малому - поэзии ливня, например. "Абуталип и дети купались в потоках ливня, плясали, шумели... То был праздник для них, отдушина с неба". Жизнь семей Едигея, Казангапа и Абуталипа Куттыбаева протекает со своими страстями, надеждами и трудностями. А в трудностях закаляется характер, очищаются душа и ум. И ценности в их мире истинные: любовь семейная, честный труд, незлобивая жизнь. Возможно, идеальные отношения между семьями на Буранном - воплощение мечты писателя, прообраз отношений между народами и государствами. Однако Едигей и Укубала, Абуталип и Зарипа далеко не наивные люди. В тяге к свободной жизни они противостояли законам рода, испытали гонения в определенный период истории. Поэтому и дорожат так трепетно и нежно друг другом и детьми. Семейная любовь - главная ценность. Да и жизнь на полустанке похожа на братское общежитие. В основе ее - сострадание и духовность. И Едигей в этом мире - главное лицо, для всех поддержка и опора. Без него немыслим Боранлы - Буранный, открытый всем ветрам на свете, помещенный автором в сары-озекские степи - великие и пустынные пространства. Сары-Озеки не просто степи, это сама бесконечность с ее холодным равнодушием к человеку, к его поискам смысла жизни, счастья, справедливости: "Едигей вдруг почувствовал полное опустошение. Он упал на колени в снег... и зарыдал глухо и надсадно. В полном одиночестве, посреди Сары-Озеков, он услышал, как движется ветер в степи..." Вместе с затерянностью человека в пространствах степей автор одновременно подчеркивает и затерянность Земли в звездной бесконечности: "И плыла Земля на кругах своих, омываемая вышними ветрами. Плыла вокруг Солнца и, вращаясь вокруг оси своей, несла на себе в тот час человека, коленопреклоненного на снегу, посреди снежной пустыни... И плыла Земля..." И Едигей сумел стать равным бесконечности по своей истинно человеческой сути, потому что в основе его личности лежит знание законов природы и тонкая интуиция в общении с людьми, чувство ответственности за все вокруг. Автор утверждает, что только личность, впитавшая в себя опыт предков и включенная в мировую культуру, способна, сверяясь со своей совестью, на "скачок в сознании", "революцию духа". Так, не найдя кладбища на I своем месте, Едигей дерзает основать новое, а паритет-космо-! навты на свой страх и риск решают пойти навстречу новому опыту и знанию. Все они: космонавты и Едигей, Раймалыага и Абуталип, мать манкурта Найман-Ана - обладают творческим воображением и благой волей, чтобы проложить новую тропу в поведении, в мысли, в труде.
Однако автор, заканчивая роман, который иногда называют романом-предупреждением, рисует страшную картину апокалипсиса: "Небо обваливалось на голову, разверзаясь в клубах кипящего пламени и дыша... каждый новый взрыв накрывал их с головой пожаром всеохватного света и сокрушающего грохота вокруг..." Это на Землю, кажущуюся из космоса "хрупкой, как голова младенца", натягивают "холодной рукой" обруч ракеты-роботы. Замкнулась связь времен: новые варвары возносят над миром силы зла далекого прошлого. Эти люди без памяти, лишенные сами опыта своего народа, а следова- тельно, и исторической перспективы, лишают человечество будущего. Начиная с семидесятых годов художественные и философские поиски писателя направлены на выработку нового, планетарного мышления, связанного с утверждением мира без войны, нового, планетарного гуманизма.
Будет ли так, роман не дает однозначного ответа. Гуманизм может победить только в том случае, если люди не потеряют историческую память, не уподобятся манкуртам.
Деформация совести позволяет людям оставаться безучастными даже тогда, когда попираются нравственные устои. Неужели поколение конформистов идет на смену поколению Едигея и Казангапа? Неужели устроенная сытая жизнь неспособна, сформировать личность, готовую на протест из-за унижения достоинства? Что это - плата за научно-технический прогресс? Не слишком ли большая цена? Прогресс ли это? Трудные, трудные вопросы. Не страх, а совесть должна заставлять людей приписать ответственность за происходящее вокруг.
Каждый ответствен за время, в котором живет. Вот одна из главных позиций романа. И хочется верить, что добрая воля политиков и народов позволит избежать светопреставления, выпавшего на долю Едигея, о котором и повествует роман Ч. Айтматова "И дольше века длится день".

Из книги Чингиза Айтматова "И дольше века длится день"

Едигей настоял на том, чтобы хоронили покойного на далёком родовом кладбище Ана-Бейит. У кладбища была своя история. Предание гласило, что жуаньжуаны, захватившие Сары-Озеки в прошлые века, уничтожали память пленных страшной пыткой: надеванием на голову шири - куска сыромятной верблюжьей кожи. Высыхая под солнцем, шири стискивал голову раба подобно стальному обручу, и несчастный лишался рассудка, становился манкуртом. Манкурт не знал, кто он, откуда, не помнил отца и матери, - словом, не осознавал себя человеком. Он не помышлял о бегстве, выполнял наиболее грязную, тяжёлую работу и, как собака, признавал лишь хозяина.

Одна женщина по имени Найман-Ана нашла своего сына, превращённого в манкурта. Он пас хозяйский скот. Не узнал её, не помнил своего имени, имени своего отца... «Вспомни, как тебя зовут, - умоляла мать. - Твоё имя Жоламан».

Пока они разговаривали, женщину заметили жуаньжуаны. Она успела скрыться, но пастуху они сказали, что эта женщина приехала, чтобы отпарить ему голову (при этих словах раб побледнел - для манкурта не бывает угрозы страшнее). Парню оставили лук и стрелы.

Найман-Ана возвращалась к сыну с мыслью убедить его бежать. Озираясь, искала...

Удар стрелы был смертельным. Но когда мать стала падать с верблюдицы, прежде упал её белый платок, превратился в птицу и полетел с криком: «Вспомни, чей ты? Твой отец Доненбай!» То место, где была похоронена Найман-Ана, стало называться кладбищем Ана-Бейит - Материнским упокоем...

НЕ ДАЙТЕ СЕБЕ И ВАШИМ ДЕТЯМ ПРЕВРАТИТЬСЯ В ЗЛОБНОГО МАНКУРТА.

Расулова Ирина

Размножаются манкурты

Размножаются манкурты, словно тараканы.
Через рвы, границы лезут, заражая страны.
Добровольно избавляясь от своих извилин,
Отрекаются от дома, от имён, фамилий.

Ненависть глаза им застит, угождают власти,
Той, что кровью омерзила их, манкуртов, пасти.
Чернота вокруг, и вопль:"Ватников убей ты!"
Рык звериный командира - музыкой им флейты.

Жгут, крушат и убивают, стёрто милосердье.
Обагряют землю кровью, действуют с усердьем.
Даже в мать, сестру и брата - прямо в сердце метят.
И не ведают манкурты: есть Добро на свете.

Полыхнёт однажды в небе Крест Святой созвездья,
И прольётся на манкуртов Божие возмездье.

Фото из интернета

Рецензии

Чингиз Айтматов - один из моих любимых писателей, "И дольше века длится день" - одно из любимых. Вы правы - каждый получит по своей вере. Спасибо, Ирина, что вы подняли эту тяжелейшую тему. С душевным теплом

Ольга, спасибо.
Это тоже моё любимое произведение.
Очень хочу,чтобы молодые люди прочитали его. Может,манкуртов меньше станет.
С теплом и благодарностью.

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру - порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

МИНОБРНАУКИ РОССИИ

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ» (РГГУ)

СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

Реферат

на тему: «Манкурты »

Рогоза Софья Олеговна

Руководитель Росляков А.Б.

Москва 2015

Среди глубоких и кардинальных изменений, характеризующих сдвиги в отечественной культуре, особо следует отметить явление, связанное с историческим сознанием, исторической памятью, что особенно выпукло проявилось в манкуртизме. Этот феномен знаменует историческое беспамятство, различные формы фальсификации прошлого, игнорирование ранее накопленного духовного богатства, препарирование исторических событий и процессов.

Нечто подобное, но в социальном смысле, происходит сейчас во многих странах СНГ. Многие люди ничего не знают о прошлом не только своего народа, своей страны, но и своей местности, где они живут, о традициях и истории своей семьи. Одновременно есть люди, чья политика направлена на то, чтобы это забытье не только продолжалось, но и усиливалось, на то, чтобы человек не интересовался своим прошлым, прошлым своего окружения, своей Родины. Все это позволяет говорить, что манкуртизм как историческое беспамятство - проявляется в разных ипостасях, на которые нам бы хотелось обратить внимание.

Прежде всего, в формировании манкуртизма огромную роль играет полное игнорирование прошлого. Во многих постсоветских государствах существуют политические силы, которые желают перечеркнуть всю без исключения историю, связанную с существованием Советской страны, представить ее как некий провал в развитии цивилизации. И поэтому «эту историю» можно не знать, полностью игнорировать.

К этой позиции тесно примыкает и такая форма манкуртизма как намеренное искажение (фальсификация) прошлого, когда исторические события, жизнь и дела политических деятелей (и не только их) доводятся до неузнаваемости, до лишения всякого смысла и правдоподобия их действий, причин и следствий происходящих событий. Ситуативность таких трактовок и объяснений исторического прошлого обычно преходяща, но за период их функционирования мировоззрение людей и их деятельность может привести к существенным издержкам, перекосам, а иногда и к общественной дезориентации огромных масс людей. В России это выразилось в попытках идеализировать царский режим, когда деятельность правления Романовых подавалась как благо, как вершина цивилизации, как идеал общественного устройства. Особенно в этом смысле «повезло» Николаю II, деятельность которого расписывалась самыми радужными красками. И это несмотря на то, что его называли «кровавым», что не понимали его благорасположения к Распутину, говорили о бездарности в политике и вопиющих ошибках, что позволило даже монархически настроенным исследователям называть его «историческим ничтожеством», ибо именно его деятельность в немалой степени способствовала краху России.

В период трансформации постсоветских государств одним из тревожных симптомов, знаменующих появление манкуртизма с этническим акцентом, становятся амбиции властвующих националистических лидеров, стремящихся аргументировать свои притязания на власть посредством доказательств, чей народ «древнее», чьи предки внесли в историю вклад больше, чем соседние народы. Показательна в этом отношении полемика вокруг Нагорного Карабаха. Азербайджанские и армянские политики, опираясь на «выводы» своих историков, уже который год доказывают, кто первый появился на этой земле, кто ее осваивал, кто сделал ее такой, как она есть на самом деле. При этом приводятся данные археологических и этнографических исследований, цитируются труды различных мыслителей и разных эпох с одной единственной, но взаимоисключающей целью -доказать первородство той или другой стороны. Осмысливая такие ситуации, известный историк М. Гефтер образно говорил: «Нет теперь гроба, который вправе заявить: я ближе к небу». Такие подходы к историческому прошлому ведут только к нагнетанию напряженности и обострению межнациональных отношений.

Этнический манкуртизм нацелен на игнорирование исторических реалий, на отказ от признания свершившихся коренных изменений, на попрание интересов других народов. В этой связи хотелось бы напомнить историю возникновения Приднепровской Молдавской республики (Тирасполь). Население этого непризнанного государства на одну треть состоит из молдаван, треть - русских, треть - украинцев. Лобовые попытки «молдаванизировать» и даже «руманизировать» эту часть бывшей союзной республики привела к противодействию, а затем и к кровопролитию, к военному противостоянию, в результате которых погибли люди. Именно в этот период в историческом сознании населяющих эту республику у части народов происходили «зигзаги» в общественном восприятии действительности. С одной стороны, это была реакция на многолетнее игнорирование таких этнонациональных факторов как забвение родного языка, сокращение его преподавания, уменьшение роли национальной литературы, интенсивный процесс русификации и т.п. С другой стороны, полное игнорирование новой исторической ситуации, когда тяга к сохранению исторического и национального прошлого сводилась только к заботе о государственной независимости, касающейся только одной части населения, забывая о других формах решения злободневных проблем, имеющих отношение не только к молдавскому, но и к другим народам, веками населявших эту территорию.

Манкуртизм порождается созданием вымышленных лже-событий, псевдо-процессов, квази-исторических персон. Эти своеобразные искусственно создаваемые фантомы особенно наглядно проявляются, когда исследуется историческое сознание отдельных народов, когда при оценке прошлого в их памяти выпячиваются события, которые вроде бы определяли их судьбу. Здесь происходит удивительное переплетение рационального и эмоционального восприятия, ревностная, но мало взвешенная оценка поворотных событий жизни своего народа и их последствий.

Это парадоксальное сочетание прошлого и настоящего, значимость происшедших событий для ориентации в настоящем показывает, что историческая память является мощным, активно действующим феноменом, который оказывает не меньшее влияние на поведение людей, чем оценка ими своего нынешнего экономического положения, своей неустроенности и неприкаянности в этот переходный период. Более того, можно утверждать, что именно историческая память способна усугубить или ослабить восприятие происходящих в личной и общественной жизни событий, обострить негативные характеристики, способствовать успокоению общественного и группового настроения.

Немалую роль в формировании исторических манкуртов играют методы основанные на тщеславии, попытках возвышения себя над другими. Следует отметить такую особенность исторической памяти, когда в сознании людей происходит гиперболизация, преувеличение отдельных моментов исторического прошлого, ибо она практически не может претендовать на прямое, системное отражение - она скорее выражает косвенное, хотя актуализированное восприятие и такую же оценку прошлых событий.

Значение гиперболизации исторического сознания и исторической памяти возрастает в «эпохи потрясений и катастроф», в переломные периоды жизни общества, когда, как правило, происходят интенсивные процессы переоценки существующих ориентаций и исторического прошлого. Именно в этот период происходят кардинальные изменения существующих ценностей, не всегда понятные людям процессы побуждают людей искать ответы на волнующие их проблемы в самых различных сферах жизни, в том числе и в историческом прошлом. В данных условиях искаженное историческое сознание становятся мощным фактором, порождающим мифы, творящим выдумки, фантазии, создающий мнимый образ «героического» или «блестящего» прошлого в жизни этих людей. Этому способствуют и лженоваторские выводы политиков и ученых, которые навязывают свои не совсем корректные методы и выводы.

Манкуртизм формируется и через личностное «национальное сиротство», которое выражается в значительное мере в том, что оно стало характерно и для исторической памяти о прошлом своего народа, своей семьи, своего ближайшего окружения. К этому примыкает незнание истории своего села, города, своей области.

Этот личностный стихийный манкуртизм проявляется, прежде всего в полной или почти полной атрофии по отношению к историческому прошлому. Такое явление порождено низким уровнем гражданственности людей, которых не интересует история страны, своего народа издержками обучения в школе и вузе, воспитанием в семье. Эти данные свидетельствуют, что такой феномен достигнут в большей мере как стихийно, из-за отсутствия целенаправленности семейного воспитания (отсутствия традиций), так и в результате государственной политики и позиции. Результатом такой ситуации стало то, что такие люди часто не признают необходимость патриотических навыков поведения, нередко становятся подражателями стиля и образа жизни населения других стран. Более того, это как правило база для отвержения всего национального, отказа от национальной гордости вплоть до предательства Родины. Эта позиция пытается иногда оправдать себя тем, что сосредотачивает внимание только на текущих проблемы, на заботах сегодняшнего дня.

Это общенациональное забвение дополняется тем, что огромный пласт исторического сознания связанный с личной жизнью, с теми событиями и явлениями, которыми полна повседневность людей, также деформирован, обладает чертами стихийного манкуртизма. Деятельность национальных героев, гениев, талантов, их подвиги и свершения хранятся в совокупной исторической памяти как в своеобразном музее. Их знают по учебникам, по научной и художественной литературе. Но их единицы. Память же о миллионах и миллионах других хранится в запасниках этого музея, в памяти только близких, родных, друзей. Но это миллионы кирпичиков в фундаменте нашей исторической памяти, безымянные работники и свидетели, без которых немыслима сама История и что особенно важно - наша причастность к ней. Человек не может в полной мере ощутить себя гражданином страны, если он не только не знает знаковые события, вехи в ее истории, но и родословную своей семьи, историю своего города, села, своего края, в котором он родился или живет.

Заключение

Манкуртизм - синоним рабства. Но это не физическое, а духовное понятие. Человек при определенных обстоятельствах в силу воздействия на его психику извне превращается в такового.

В массовом сознании ныне широко распространено мнение о том, что кто не знает родного языка и традиций - тот манкурт. В сущности незнание родного языка еще не является обязательным признаком манкуртизма.

Манкуртом следует назвать того, кто, живя в нормальных условиях, не лишен насильно своих корней, а добровольно отрекается от своего языка, родной культуры, высокомерно и чванливо относится ко всему родному, предпочитая лишь иноземное, на его взгляд более современное и цивилизованное.

Манкуртизм - не внешняя форма, а внутренне сущностное явление. По внешним признакам причислять того или иного человека к разряду манкуртов неверно.

Манкуртизм расшатывает идеи патриотизма, усиливает нигилизм к собственному прошлому, подчиняет сознание людей другим идеалам и целям, которые по своей природе или чужды или не соответствуют национальному менталитету. Все это разрушает мировоззренческую основу сознания народа и в конечном счете уничтожает идеалы и идейную базу жизни народа, без чего не может существовать любое государство.

Российский журналист, публицист Владимир Соловьев о манкуртизме пишет:

«Стало модно пренебрежительно отзываться о своей Родине. Не о правительстве, а именно о Родине. Для меня эти люди не существуют. С ними не о чем говорить. Они - генетическая мутация. Историческая память, уважение к памяти предков - для них пустые слова. Конечно, они дышат, ходят, едят и потребляют. Но людьми для меня не являются - манкурты. Прав был Чингиз Айтматов. Свою ущербность они проявляют агрессией - у них все виноваты, конечно, кроме них самих. Их довольно много и они считают, что количество их оправдывает.»

Историческим беспамятством, к огромному сожалению, сейчас страдает нынешнее поколение. Большинство не знает, а чаще не хотят знать недавнее прошлое своего народа. К сожалению, болезненное беспамятство развивается, обретая уже глобальные масштабы.

манкуртизм социальный исторический фальсификация

Манку́рт , согласно роману Чингиза Айтматова «Буранный полустанок» («И дольше века длится день»), это взятый в плен человек, превращённый в бездушное рабское создание, полностью подчинённое хозяину и не помнящее ничего из предыдущей жизни.

Так же существует версия, что слово Манкурт произошло от сокращения выражения "мәні құрттаған (мани курттаган)" что значит "прогнившая суть", "прогнившее основание"

Есть два способа создания манкурта:

1) Один источник утверждает что молодым людям на череп надевали кольцо из сырой бараньей шкуры, и закапывали их в степи под зноем солнца! При усыхании шкуры раб терял память(при усыхании череп деформировался, при этом мозг частично разрушался, и к стати повязку надо налаживать на определенное место черепа) и становился животным, которое исполняло приказы хозяина (даже мог убить родную мать без колебаний).

2) Второй способ существовал как бы у якутов. В черепе манкурта проделывалась дыра под специальную деревяшку (коловидную щепку с нанесенными рубцами, на определенном расстоянии), этот кол водился в отверстие, которое так же надо было проделать в определенном месте черепа (в зависимости от массы тела человека и примерного строения черепа по определенную метку, которую определял шаман и вводил штырь) и через 2 дня человек становился манкуртом! (Но во втором случае шаманы знали как можно предотвратить процесс с помощью какого-то настоя! А в первом случае остановить процесс практически не возможно)

Тюрская легенда о манкурте гласит, что во время одного из таких набегов джунгары взяли в плен известного в Степи своей отвагой молодого батыра. Это была знатная добыча. Его можно было женить на джунгарке и сделать своим батыром. У него можно было научиться военному искусству противников. Его можно было выгодно продать. Наконец, он становился свидетельством военной ловкости джунгар, взявших в плен казахского воина. Но тот все время с тоской смотрел на запад и без конца совершал дерзкие попытки сбежать. Его избивали, приковывали к дереву, морили голодом, но он вновь пытался бежать. Через два года джунгары решили, что используют хотя бы силу батыра и его навыки скотовода. Для этого надо было лишь сломить его волю и, главное, тягу домой, в казахскую Степь.

Однажды летом, когда стояли особенно жаркие дни, джунгары вывезли батыра в пустынное место, обрили ему голову, натянули на нее свежую шкуру, на шею и ноги надели колодки и оставили одного. Под лучами палящего солнца шкура стала просыхать и, сжимаясь, плотно обтягивала голову джигита. Дотянуться руками до головы, чтобы сорвать шкуру, или разбить голову о землю не позволяла широкая колодка на шее. Дойти до какой-нибудь реки или горы, чтобы утопиться или разбиться, было невозможно. Путь был не близкий, а на ногах - колодки. Весь день его мучила жажда, а ночью, когда можно было отдохнуть от пекла, началась пытка: страшный зуд на голове сводил с ума. Джигит стал выть. Он молил Тенгри, чтобы джунгары пришли и убили его. Через день шкура просохла окончательно и обтянула голову джигита стальным шлемом. Шкура не растягивалась, держа череп в тисках, и каждая попытка раскрыть в крике рот оборачивалась болевым шоком. В невыносимой боли под нещадно палящим солнцем прошло еще два дня. Прорастающие на голове волосы не могли пробиться сквозь высохшую и затвердевшую шкуру, и в поисках выхода сотнями тысяч иголок впивались в кожу на черепе, врастая внутрь и раздражая нервные окончания под кожей. Джигиту казалось, острие тысяч кинжалов впиваются ему в череп. На пятый день без воды под безжалостным солнцем, в непрерывных физических страданиях он впал в бессознательное состояние.

Потом два раза в день ему стали привозить воду. Боль отступала. Джигит мечтал только о воде, других мыслей не существовало. Человек, дававший ему пить, становился для него богом. Через три недели его привезли в стан джунгар почти бесчувственного, но живого.

Его выходили, но это был уже не гордый и дерзкий джигит, а преданный своему хозяину безгласый раб. Дети дразнили его, а девушки, еще вчера мечтавшие о нем, брезгливо отводили глаза. Те из повидавших жизнь мужчин, в ком была смелость воинов, глядя на безмолвного, переносившего унижения с покорностью труса, бывшего воина, испытывали стыд за содеянное. Однако постепенно привыкли.

Некогда храбрый пленник-казах всеми забылся, а перед глазами теперь маячил пугливый здоровяк с пустым взглядом. Манкурт был неприхотлив в еде, редкостно вынослив, по-детски послушен и, что составляло его главное достоинство, никуда не стремился, ни о чем не мечтал, ничего не помнил.

Однажды в стане джунгар, где жил манкурт, появился дряхлый, изможденный старик с клюкой. Он всматривался в лица молодых мужчин. Он не знал языка и все сочли его глухонемым. Утром следующего дня, когда старик собирался продолжить свой путь, он увидел в стороне уходящее стадо. За стадом шёл тот, кого он искал. Это был его внук. Но в то же время это был не он. Безвольная походка, тусклый взгляд джигита заставили старика засомневаться. Манкурт прошел мимо, крепко держась на шкуру на голове при виде чужого человека.

Старик вздрогнул и попытался заговорить с джигитом. Джунгары поняли, кто он, и, решив наказать немощного старика, дерзнувшего появиться здесь, приказали знавшему казахский язык джунгару поведать историю манкурта. Хохоча, они рассказывали старику о том, каким стал некогда храбрый джигит, теперь молча сносивший оскорбления. Ни один мускул не дрогнул на суровом лице аксакала, только черной костлявой рукой он крепче сжимал свою клюку. Выслушав рассказ до конца, старик ушел прочь.

Но далеко не ушел, а спрятался вблизи расположения джунгарского стана. Так прошел день, близилась ночь. Аксакал вспоминал, как почти три года назад, когда он со стариками уводил в степь женщин и детей, его сын и старший внук с другими джигитами аула поскакали отбивать уводимый врагами скот. Скот отбили, но внука заарканили и увезли в далекие края. Его ждали месяц, а потом старик стал собираться в дорогу. Если внук погиб, его тело следовало придать земле по обычаю предков. Этот долг поддерживал силы старика все три года долгих странствий.

Теперь он знал, что его внук жив и невредим. Но он НИКТО. Только варвары могли придумать такую пытку. Джунгары сказали, что отнимать память у человека их научили китайцы. Казахи, испокон веков чтившие своих предков, свои корни, предпочли бы убить человека, чем лишать его памяти. Любой казах-ребенок знает свой род в семи поколениях, историю жизни своих предков, имена великих казахских батыров и знаменитые битвы. И мужчины старались жить достойно, зная, что об их поступках будут судить семь поколений потомков, гордясь или стыдясь своего предка. Память для казаха была всем. Это было его образование. Знания передавались от отца сыну, от деда внуку. История рода, обычаи, традиции, кочевые пути, места стоянок и скрытых колодцев, летоисчисление, умение «читать» природу и разумно пользоваться ею, военная стратегия, стоянки других родов, устройство быта, иерархия отношений внутри рода - всё, что хранила память, составляло картину мироздания кочевника. Казах без памяти - ничего страшнее быть не может. Теперь у его внука памяти не было. Значит, не было и человека. Осталась пустая оболочка. Лучше бы его лишили ног и рук, даже при этом он оставался бы человеком. Почему его просто не убили?! Только трус уничтожает память противника, которого не смог сломить. Уничтожение памяти - это тоже смерть для человека, но просто убить его всё же честнее. Убить, не лишая врага его памяти, его любви в родине, его верности своему народу, - это уважение к противнику, уважение к силе его духа.

Из глаз старика текли слезы, но он был спокоен. Его путь подошел к концу. Осталось проверить, правду ли сказали джунгары. Ближе к рассвету старик нашел манкурта спящим под деревом. Он позвал его ласково, как в детстве: «Жаным менін, козім менін, ботам». Манкурт открыл глаза, и, с опаской глядя на старика, правой рукой схватился за голову, а левой потянулся в пике. Старик повторил слова и, когда манкурт замахнулся, он молниеносным движением вонзил нож в сердце внука… Вскоре женщина, приносившая манкурту еду, сообщила, что его убили. Джунгары, не сговариваясь, обернулись на запад и далеко на линии горизонта увидели одинокую сгорбленную фигурку. В глазах мужчин была и злость, и смятение. Погоню посылать не стали. Кому он нужен, нищий, немощный старик…

У Айтматова кочевые жуаньжуани, вторгшиеся в центральноазиатские степи, из непокорившихся пленных воинов, не желавших стать рабами, с помощью кошмарной пытки делали своеобразного биоробота "манкурта", забывшего родных, имя и свой народ настолько, что, по приведённой в романе «Буранный полустанок» («И дольше века длится день»)легенде один из них убил свою мать - без злобы, без раскаяния, бесстрастно, равнодушно...

Вот так описывает Чингиз Айтматов участь тех, кто угодил в манкурты.

У кладбища Ана-Бейит была своя история.

Предание начиналось с того, что жуаньжуаны, захватившие сарозеки в прошлые века, исключительно жестоко обращались с пленными воинами. При случае они продавали их в рабство в соседние края, и это считалось счастливым исходом для пленного, ибо проданный раб рано или поздно мог бежать на родину. Чудовищная участь ждала тех, кого жуаньжуа-ны оставляли у себя в рабстве. Они уничтожали память раба страшной пыткой - надеванием на голову жертвы шири. Обычно эта участь постигала молодых парней, захваченных в боях. Сначала им начисто обривали головы, тщательно выскабливали каждую волосинку под корень. К тому времени, когда заканчивалось бритье головы, опытные убойщики-жуаньжуаны забивали поблизости матерого верблюда. Освежевывая верблюжью шкуру, первым долгом отделяли ее наиболее тяжелую, плотную выйную часть. Поделив выю на куски, ее тут же в парном виде напяливали на обритые головы пленных вмиг прилипающими пластырями - наподобие современных плавательных шапочек. Это и означало надеть шири. Тот, кто подвергался такой процедуре, либо умирал, не выдержав пытки, либо лишался на всю жизнь памяти, превращался в манкурта - раба, не помнящего своего прошлого. Выйной шкуры одного верблюда хватало на пять-шесть шири. После надевания шири каждого обреченного заковывали деревянной шейной колодой, чтобы испытуемый не мог прикоснуться головой к земле. В этом виде их отвозили подальше от людных мест, чтобы не доносились понапрасну их душераздирающие крики, и бросали там в открытом поле, со связанными руками и ногами, на солнцепеке, без воды и без пищи. Пытка длилась несколько суток. Лишь усиленные дозоры стерегли в определенных местах подходы на тот случай, если соплеменники плененных попытались бы выручить их, пока они живы. Но такие попытки предпринимались крайне редко, ибо в открытой степи всегда заметны любые передвижения. И если впоследствии доходил слух, что такой-то превращен жуаньжуанами в манкурта, то даже самые близкие люди не стремились спасти или выкупить его, ибо это значило вернуть себе чучело прежнего человека. И лишь одна мать найманская, оставшаяся в предании под именем Найман-Ана, не примирилась с подобной участью сына. Об этом рассказывает сарозекская легенда. И отсюда название кладбища Ана-Бейит - Материнский упокой.

Брошенные в поле на мучительную пытку в большинстве своем погибали под сарозекским солнцем. В живых оставались один или два манкурта из пяти-шести. Погибали они не от голода и даже не от жажды, а от невыносимых, нечеловеческих мук, причиняемых усыхающей, сжимающейся на голове сыромятной верблюжьей кожей. Неумолимо сокращаясь под лучами палящего солнца, шири стискивало, сжимало бритую голову раба подобно железному обручу. Уже на вторые сутки начинали прорастать обритые волосы мучеников. Жесткие и прямые азиатские волосы иной раз врастали в сыромятную кожу, в большинстве случаев, не находя выхода, волосы загибались и снова уходили концами в кожу головы, причиняя еще большие страдания. Последние испытания сопровождались полным помутнением рассудка. Лишь на пятые сутки жуаньжуаны приходили проверить, выжил ли кто из пленных. Если заставали в живых хотя бы одного из замученных, то считалось, что цель достигнута. Такого поили водой, освобождали от оков и со временем возвращали ему силу, поднимали на ноги. Это и был раб-манкурт, насильно лишенный памяти и потому весьма ценный, стоивший десяти здоровых невольников. Существовало даже правило - в случае убийства раба-манкурта в междоусобных столкновениях выкуп за такой ущерб устанавливался в три раза выше, чем за жизнь свободного соплеменника.

Манкурт не знал, кто он, откуда родом-племенем, не ведал своего имени, не помнил детства, отца и матери - одним словом, манкурт не осознавал себя человеческим существом. Лишенный понимания собственного "я", манкурт с хозяйственной точки зрения обладал целым рядом преимуществ. Он был равнозначен бессловесной твари и потому абсолютно покорен и безопасен. Он никогда не помышлял о бегстве. Для любого рабовладельца самое страшное - восстание раба. Каждый раб потенциально мятежник. Манкурт был единственным в своем роде исключением - ему в корне чужды были побуждения к бунту, неповиновению. Он не ведал таких страстей. И поэтому не было необходимости стеречь его, держать охрану и тем более подозревать в тайных замыслах. Манкурт, как собака, признавал только своих хозяев. С другими он не вступал в общение. Все его помыслы сводились к утолению чрева. Других забот он не знал. Зато порученное дело исполнял слепо, усердно, неуклонно. Манкуртов обычно заставляли делать наиболее грязную, тяжкую работу или же приставляли их к самым нудным, тягостным занятиям, требующим тупого терпения. Только манкурт мог выдерживать в одиночестве бесконечную глушь и безлюдье сарозеков, находясь неотлучно при отгонном верблюжьем стаде. Он один на таком удалении заменял множество работников. Надо было всего-то снабжать его пищей - и тогда он бессменно пребывал при деле зимой и летом, не тяготясь одичанием и не сетуя на лишения. Повеление хозяина для манкурта было превыше всего. Для себя же, кроме еды и обносков, чтобы только не замерзнуть в степи, он ничего не требовал...

Куда легче снять пленному голову или причинить любой другой вред для устрашения духа, нежели отбить человеку память, разрушить в нем разум, вырвать корни того, что пребывает с челове-ком до последнего вздоха, оставаясь его единственным обретением, уходящим вместе с ним и недоступ-ным для других. Но кочевые жуаньжуаны, вынесшие из своей кромешной истории самый жестокий вид варварства, посягнули и на эту сокровенную суть человека. Они нашли способ отнимать у рабов их живую память, нанося тем самым человеческой натуре самое тяжкое из всех мыслимых и немыслимых злодеяний. Не случайно ведь, причитая по сыну, превращенному в манкурта, Найман-Ана сказала в исступленном горе и отчаянии:

"Когда память твою отторгли, когда голову твою, дитя мое, ужимали, как орех клещами, стягивая череп медленным воротом усыхающей кожи верблюжьей, когда обруч невидимый на голову насадили так, что глаза твои из глазниц выпирали, налитые сукровицей страха, когда на бездымном костре сарозеков предсмертная жажда тебя истязала и не было капли, чтобы с неба на губы упала, - стало ли солнце, всем дарующее жизнь, для тебя ненавистным, ослепшим светилом, самым черным среди всех светил в мире?

Когда, раздираемый болью, твой вопль истошно стоял средь пустыни, когда ты орал и метался, взывая к богу днями, ночами, когда ты помощи ждал от напрасного неба, когда, задыхаясь в блевотине, исторгаемой муками плоти, и корчась в мерзком дерьме, истекавшем из тела, перекрученного в судорогах, когда угасал ты в зловонии том, теряя рассудок, съедаемый тучей мушиной, проклял ли ты из последних сил бога, что сотворил всех нас в покинутом им самим мире?"